И действительно, трудовая дисциплина была, что называется, на высоте. Но вот техника производства поражала отсталостью. Ручные прессы, механические ножницы, пропиточные ванны с ручной загрузкой — все это выглядело пришельцами из прошлого века. А в механической мастерской, призванной поддерживать оборудование в работоспособном состоянии, работал токарный станок «Мюнхен», действительно выпущенный в XIX столетии, — в 1896 году!
Если посмотреть на график выпуска продукции советской промышленностью, мы увидим, что он имеет какой-то странный вид: в первой декаде квартала выпущено 10 % продукции, во второй — 30 %, в третьей — 60 %. Это называется штурмовщина. В современной России уже умерла четверть людей, знавших это слово, еще четверть прочно забыла его смысл, а четверть никогда и не слышала — в силу молодости. Однако штурмовщина была неотъемлемой частью плановой экономики, без которой она функционировать не могла. Я рассказываю это лишь для только что упомянутой последней четверти населения, из которой рекрутируются юные мечтатели о былой могущественной державе, что потеряли их незадачливые родители. Поскольку не было никогда такой державы — мощной и богатой. А была страна повсеместного обмана и двоемыслия, введенного в саму ткань красного бытия.
Что же делать? Не пропадать же валюте! Госплан крякнул и выделил деньги на все это добро. Недостающее оборудование закупили. Привезли. Смонтировали. Запустили. После чего выяснилось, что советская жесть для этой линии не подходит по качеству. Она не выдерживает давления, а покрывающий ее защитный лак лежит на ленте неравномерно, поэтому квас быстро портится, приобретая от контакта с металлом отвратительные запах и вкус.
— Да что вы! — замахал руками Клименко. — Это мамино. Она пережила советский голод. А люди, которые пережили голод, никогда ничего не выкидывают.
И вот этим он упивается. Он отдает приказы — и все должны их выполнять. Пусть кто-нибудь попробует ослушаться! У него мертвая хватка бульдога, и он сумеет так проучить непокорного, чтобы и другим неповадно было. Он фанатик власти. Это не значит, что ему чуждо все остальное. По природе он отнюдь не аскет. Он охотно и много пьет, главным образом дорогой армянский коньяк; с удовольствием и хорошо ест: икру, севрюгу, белужий бок — то, что получено в столовой или в буфете ЦК. Если нет угрозы скандала, он быстренько заведет весьма неплатонический роман. У него есть принятое в его кругу стандартное хобби: сначала это были футбол и хоккей, потом — рыбная ловля, теперь — охота. Он заботится о том, чтобы достать для своей новой квартиры финскую мебель и купить через книжную экспедицию ЦК дефицитные книги (конечно, вполне благонамеренные).
При этом когда в «не заботящейся о людях», «бездуховной» Швейцарии церковь инициировала всенародный референдум об отмене эвтаназии и «смертельного туризма», швейцарцы законопроект о запрете того и другого прокатили. В этой стране эвтаназия узаконена давно. И потому в Швейцарию стремятся люди из тех стран, где она пока еще вне закона. Это и называют «смертельным туризмом» — когда люди едут, чтобы не вернуться, взяв билет в одну сторону. Едут, чтобы культурно умереть, а не вышибать себе мозги на стену из двустволки, будучи не в силах терпеть боль. Так вот, люди идеи — церковники, которым наплевать на чужие страдания, решили положить конец гуманной практике эвтаназии. Их законопроект был вынесен на всенародное обсуждение и, как известно, провален. Потому что швейцарцы полагают: каждый сам вправе распоряжаться своей жизнью — без оглядки на церковь, чиновников, партию и правительство. И еще они слышат крики боли. А у нас в духовной и «встающей с колен» России очень любят поговорить о боге и прочих абстрактных идеях. При этом совершенно не замечая конкретной боли конкретных людей.