А вот у Макарова по этому поводу оказалось иное мнение. Он полагал, что, коли турки не идут к нам, то надобно их отыскать и что-нибудь им непременно утопить.
После случая с великовозрастным шалуном коллеги мои -- учителя -- словно разбились на несколько лагерей. Одни вообще здороваться перестали, другие наоборот, сделались приторно любезными и принялись приставать с вопросами о том откуда я родом, да где учился. Накликал, в общем, я хлопот на свою голову. Объяснил, что из Петропавловска-Камчатского приехал, но по дороге в Татарском проливе у меня штормом унесло все сбережения и документы. Вот я и устроился на тихом месте, пока идёт переписка с канцеляриями. Путь для писем не близкий, так что на скорое улаживание вопросов рассчитывать не приходится.
Ну а наш командир мало того, что руководил снятием корабля с мели, так ещё и решил поддержать атакующих огнём. Что ему безусловно удалось, так это вызвать огонь на себя. А потом уносил ноги. Нет, попаданий наш "Великий князь Константин" не получил, но случались и неприятно близкие падения снарядов.
В ответ снова звучит рупор, меня поднимают, переваливают за борт, унимая раскачку длинными шестами, и опускают в воду.
Чем я был занят в конце зимы и начале весны? Разумеется, прежде всего, торпедами. Достраивал, благо недостающие детали по эскизам делались теперь за казённый счёт и, поскольку затраты на них оказались просто смехотворными, то дело упиралось исключительно в сроки. А вот тут возникали затруднения - русский флот находился в состоянии подготовки к войне, отчего делалось много усовершенствований на кораблях, особенно на тех, что намеревались отправить на Дунай.