Двинулись дальше. Данил с интересом оглядывался по сторонам. Пейзаж был безрадостный и с картинками в книжках как-то не вязался. Там все такое яркое, чистенькое, умытое нарисовано, а здесь… Дома облезлые, местами с отвалившейся штукатуркой и торчащими наружу элементами кирпичной кладки. У большинства окон выбиты стекла, если где и мелькнет целое — так и то какое-то мутное, будто оплывшее. От асфальта, когда-то покрывавшего улицы, ничего не осталось — или песком заметено, или выбоины и трещины, из которых пробивается молодая поросль, а то и деревца в руку толщиной. К тому же все вокруг усеяно осколками стекла, битым кирпичом, шифером и рубероидом, сорванным с крыш. Все ограды и заборчики, попадающиеся по пути, — ржавые, кажется, тронь — рассыплются. Со столбов свисают обрывки проводов, качаются под налетающими порывами ветра. Будь Данил в шкуре деда или любого другого, кто помнил эту местность еще до Начала, — сколько бы горечи испытал он при виде окружающей разрухи! Однако сравнивать ему было не с чем. Как сказал дед — все они дети подземелья, поэтому учиться жить и выживать на поверхности придется с нуля.