Майор быстренько набросал мелом схематичный прямоугольник, обозначая кружочками искомые вышки.
Бойцы мобильного резерва, развалившись прямо на полу в одной из комнат второго этажа, от безделья травили байки. Рассказывал Италмаз Ханджар-оглы, пожилой туркмен, тридцатилетним парнем приехавший в То лето в российский городок торговать арбузами и навсегда застрявший вдали от дома. Байка была известная. Оглы — такое уж погоняло навесили этому сухому, сморщенному, точно урюк, мужичку — рассказывал, как в одном из выходов столкнулся нос к носу с большой стаей собак. Спастись туркмен сумел только благодаря тому, что в мгновение ока ухитрился поднять канализационный люк и нырнуть в тесную клетушку канализационного коллектора. Так и сидел там двое суток в полной темноте, дрожа и ожидая, когда же, наконец, уберутся проклятые твари и стихнет над ним их рычание, визги и брёх.
— Ты че, Добрыня? Шутишь? Да тут до блокпоста сотни метров не будет. Мы чего — маленькие? Ты нас еще за ручку води…
— Гранатой нас попотчевали, — заорал, перекрикивая шум боя, боец. — Я-то успел за стену свалить, а Гарик припоздал. Ну и вот…
— Тот, кто любит, должен разделять судьбу того, кого он любит, — тихо ответил Данил. — Ждите, родные мои, и ничего не бойтесь. Я вернусь.
— А зачем тебе прятаться? — усмехнулся Данил. — Тебе бежать придется во все лопатки. Вперед, к победе.