Такая странная и удивительная уступчивость совнаркома насторожила Вологодского, который в ней сразу почувствовал подвох. Что и говорить — Петр Васильевич опытный и старый политик, на мякине его не проведешь и на кривой не объедешь…
— Тогда чего сомневаешься?! Японцев и казаков я егерями отсеку на все время действа. У тебя пара часов будет, хватит, чтоб дело провернуть. Только быстро, быстро — они не должны не то что очухаться, понять, откуда ветер прилетел, а продрать от сна свои глаза. Пора кончать с этой сибирской вольницей!
Поручик выругался, облегчив крепким словом душу. Зачем ввязываться в погоню, если нет никакой возможности догнать врага?! И тем более с ним на равных сразиться он никак не мог.
— Вы уж меня простите, но от такой жизни я давно озверел. Только с канскими партизанами разобрался, пока снег стоит, да на бронепоезд. А тут с колес и сразу к вам — жену не видел, маковой росинки во рту не было. А вы мне планы суете. Спору нет, Семен Федотович, Генштаб должен о таких вещах заблаговременно думать… Но дай хотя бы сутки на роздых, ноги еле таскаю… — Арчегов просительно улыбнулся и медленно повернулся к Михаилу Александровичу. — Совсем забыл, ваше величество, поздравить тебя с единодушным решением Сибирского Земского собора!
— Вы позволите, ваше высокопревосходительство?!
Два эшелона по полсотни теплушек и платформ, с несколькими классными вагонами, как показалось ему, заполонили станцию. Паровозы, выпустив клубы пара, остановились. Как по команде двери в теплушках поползли в сторону и оттуда посыпались, словно горошинки из опрокинутой банки, десятки солдат в непривычной здесь русской полевой форме.