— Устал я от этих встреч, Александр Васильевич, — тихо произнес Арчегов, медленно идя рядом с адмиралом по пыльной станичной улице.
— Учения гвардии назначены на завтра! В полдень. Что будем делать, господа? Ведь это…
— Да их не за бои иногда награждали, а за успехи в «боевой и политической подготовке».
— Не спорю. Конечно, сбили. А что им оставалось делать, когда ваш истребитель «Ньюпор» набросился на них. Они защищались, ведь именно ваш аэроплан специально создан для борьбы в воздухе с авиацией противника. Я пока не знаю всех деталей произошедшего, но повторяю — у нас летают только «Сальмсоны», других машин просто нет, и пока не может быть! Они — разведчики, и сбить аэроплан могут только тогда, когда им они и атакованы. А ваш «Ньюпор» напал первым, в этом я уверен, ибо он по своему типу является истребителем. То есть самолетом, специально изготовленным для воздушного боя и нападения!
Дверь в купе отворилась, и на пороге встал молодой командир команды связи с листком бумаги в руке.
— Я вам не подследственный и не нахожусь в камере на Лубянке, любезный Лев Маркович!