Весна 1914 года принесла уже массовые демонстрации и буквально стон «господ Ходорковских», требовавших от царя принять меры. Но Николай с беспредельным, как я подозреваю, удовольствием ответил, что полностью поддерживает требования «своего народа», направленные на повышение уровня жизни и условий труда. Более того, во время состоявшейся 7 июня массовой рабочей демонстрации Николай II вышел из дворца и, присоединившись к рабочим, прошел в составе колонны демонстрантов до Исаакиевского собора, в котором состоялся «импровизированный» молебен, мгновенно превративший демонстрацию в одухотворяющий акт единения императора и его народа.
— Ну-с, господа, — начал император, — я думаю, ни для кого не секрет, каков предмет нашего сегодняшнего совещания. Итак, кто хочет высказаться?
Великий князь выслушал доклады Насядько и Роксошанского, пожал обоим руки и проследовал в избу, ранее бывшую штабом Роксошанского, а теперь уже неделю как занятую штабом Насядько.
Затем шумные газетные заголовки вообще стали привычными и привлекали не больше внимания, чем жужжание мухи, залетевшей между стекол. А с конца марта начались интенсивные стрельбы и эскадронные учения, плавно перетекшие в полковые, и всем снова стало ни до чего, кроме боевой подготовки. Ну а в конце мая их загрузили в вагоны и отправили в полевые лагеря, но на этот раз не в Поволжье, а в Царство Польское. Почему так — никто не знал. Впрочем, ходили слухи, что основной причиной подобной передислокации было то, что кавалерийские части, дислоцированные в Царстве Польском, отправились на это лето как раз в те места, где полк корнета Веснина провел прошлое. Мол, из них собираются создавать Третий и Четвертый конные корпуса, а поскольку еще и двух лет не прошло, как германец вовсю войной грозил, решили войска на западной границе не ослаблять…
Переговоры затянулись до начала февраля и (как, впрочем, я уже стал подозревать к новому году, который в России пока наступал на две недели позже, чем в Европе) закончились ничем. Потому в наши войска, куда уже вернулись все отпускники, сразу после Крещения была спущена директива о максимальной интенсификации боевой подготовки. Директива о ее начале ушла раньше, к моменту возвращения из отпуска четвертой партии солдат. И вообще доклады командиров показали, что с отпуском мы очень угадали: боевой дух и служебное рвение после него у солдат достигли невероятных высот. Ну да еще бы — отпуск солдатам теперь был обещан каждый год, несмотря на войну, а вот его продолжительность поставлена в прямую зависимость от заслуг. Так что нижние чины в настоящий момент были замотивированы донельзя…