Следующую неделю пилоты авиаотряда Роксошанского, по меткому выражению старшего техника эскадрильи, чувствовали себя «барами», вылетая на задания под прикрытием орлов штабс-капитана Нестерова. Сам Роксошанский в эту неделю почти не летал — хватало административной работы. Крутился как белка в колесе. Единственное — в воскресенье съездил в армейский госпиталь, расположенный неподалеку, в Седлеце, проведал Костю и отвез ему гостинцев. У летнаба все было в порядке, раны подживали. Очень вовремя они успели с ногой. Попутно выяснилось, что в госпитале испытывают какую-то хитрую методику восстановления костей, разработанную самим доктором Боткиным. Капитан сам видел этих «испытателей» — они ковыляли по коридору, позвякивая странным аппаратом, закрепленным на ноге и состоящим из проволочек, пластинок и всего такого прочего, либо таскали на «косынке», перекинутой через шею, руку, упакованную в такой же странный аппарат. Костя сказал, врачи считают, что так можно даже восстановить конечность с раздробленной костью, а раньше ее просто отрезали бы.
Интересно, а у турок не могло остаться первых образцов этого оружия? Ну должны же они были захватить хоть какие-то, пусть вышедшие из строя или разбитые экземпляры. Хотя… русские внимательно относились к тому, чтобы новые образцы вооружения как можно дольше не попадали в руки противника. Например, захватить первый пригодный образец их боевого самолета-бомбардировщика удалось только во время тяжелого наступления весной 1915 года, а применять их русские начали еще в 1914-м против австрийцев. Но мало ли… Туркам вполне могло повезти. А может даже, у них отыщется парочка пленных, имеющих отношение к первому появлению на фронте этих «minomiots». Если не из числа самой обслуги, так хотя бы из состава подразделений, которые действовали при их поддержке. В том, что ему удастся разговорить этих людей, Вальтер Николаи не сомневался. После того как он вызволит их из лап турок… Как именно турки содержали своих пленных, начальник отдела III В понятия не имел, но, зная самих турок, мог предположить, что это содержание как минимум не слишком комфортно. А более точным определением он бы посчитал слово «ужасно». То есть человек, вытащенный из подобных условий, явно испытает к тому, кто это сделает, некие положительные эмоции и будет не слишком стремиться обратно. Ну а поскольку сведения, которые интересовали Николаи, уже не являлись особенной тайной, а сам он вполне обоснованно полагал, что может разговорить почти любого, шансы на то, что ему удастся получить какую-то информацию, были достаточно велики. Главное, чтобы у турок был хоть кто-нибудь из тех, кто ему нужен… Причем ехать надо самому, поскольку нет четкого понимания, какие вопросы и кому задавать. То есть все на уровне ощущений. А ставить задачу подчиненным, основываясь на неясных ощущениях, нельзя. Если, конечно, хочешь достичь внятного результата… Решено, завтра же надо будет оформить командировку в Стамбул.
А вообще все развивалось вполне себе в рамках. С немцами я столковался. Переговоры с Теобальдом фон Бетман-Гольвегом завершились в феврале 1913 года. К тому моменту мы в основном закончили переподготовку офицеров и унтер-офицеров для формирования второочередных и третьеочередных корпусов, а также подготовку для них артиллеристов и пулеметчиков. Конечно, все эти кадры заметно уступали по уровню тем, что имелись в действующей армии. Все-таки три-шесть месяцев обучения — это не два года напряженной учебы и службы. Но с другой стороны, три-шесть месяцев — это не пять-семь недель, которые оказались бы в нашем распоряжении, если бы людей пришлось обучать после объявления мобилизации. Да и пять-семь недель — в лучшем случае, ведь за время мобилизации людей надо сначала собрать, одеть, вооружить, а потом еще и доставить в районы развертывания, вследствие чего даже при самом благоприятном развитии событий для трети личного состава время на обучение сокращается до одной-двух недель, а где-то десятой части мобилизованных вообще предстоит идти в бой практически с колес. А тут было три-шесть месяцев — бездна времени, если задуматься! Хотя по оценке Генерального штаба уровень боеспособности частей и соединений второочередных корпусов у нас достигал в лучшем случае категории В2, а третьеочередных не дотягивал даже до категории В. При том что в действующей армии он уже твердо держался на уровне БЗ, да и то из-за недостатка положенного по штату вооружения. Но повысить уровень подготовки личного состава второочередных и третьеочередных корпусов мы просто не могли. Теперь все зависело от времени. Еще четыре-пять лет — и все второочередные и третьеочередные корпуса составят люди, отслужившие два года в действующей армии. То есть у нашей армии появится достаточный резерв подготовленных бойцов. И вот тогда можно будет сказать, что мы полностью готовы к войне…
В тот момент Роксошанский не думал ни о перспективах, ни о великом князе, ни о том, вернется ли он на свой аэродром. Он просто делал свое дело. Так же, как тысячи и миллионы таких же, как он, русских солдат и офицеров, сражавшихся в этой чудовищной войне…
Если честно, во многом это была моя вина. Упустил. Как потом выяснилось, главная проблема состояла в крайне неверном подборе и расстановке кадров.