Речь моя была краткой. Я сообщил журналистам, что считаю это событие ничуть не меньшим по значению для страны, чем заключение Парижского договора, окончившего Великую войну, и выразил надежду на то, что довольно скоро можно будет, выехав на имперский тракт в Санкт-Петербурге, съехать с него во Владивостоке. И добавил, что, пока этого не произошло, Россию еще рано считать единой страной. После чего все захлопали, а я поковылял с трибуны вниз.
Отец замолчал, а молодой человек не задавал новых вопросов — обдумывал услышанное. Они дошли до угла Нарышкина бастиона и, повернув налево, двинулись вдоль него.
При этом безвозвратные потери наших конных корпусов составили всего двенадцать процентов от численности. Остальные после выздоровления должны были вернуться в строй. Впрочем, большинство излеченных солдат в этот первый раз предполагалось направить в другие подразделения. Многие уже понюхавшие пороха солдаты и офицеры должны были пойти на формирование кавалерийских дивизий третьей очереди. Конным же корпусам предстояло принять пополнение из новобранцев. Кому их обучать, здесь было в достатке.
— Да начнется она, окаянная, начнется… Ну, даст Бог выдюжим. Мы к ней, конечно, не совсем готовы, Алексей Александрович, но ей-богу, по сравнению с тем, в каком состоянии Россия вступала в русско-турецкую, да и в Крымскую войны, — небо и земля. Когда это мы имели мобилизационный запас боеприпасов в три четверти от положенного? У нас же всегда буквально с первого выстрела тут же дефицит патронов образовывался. Даже в Русско-японскую еле сдюжили… А ежели до следующего лета доживем — так и вообще полный мобзапас будем иметь.
— Как так, пан? — вскинулся поляк. — Никак не можно сто сорок два рубля. По меньшей мере сто шестьдесят. Вот смотрите, у меня все записано. Пирогов — шесть сотен, сметаны…
Уровень конфронтации, естественно, будет меняться — возрастая в периоды ослабления России и падая в то время, когда Россия будет сильна, — но она не исчезнет. Потому что Россия будет владеть их городом. И не стоит относиться к грекам пренебрежительно — мол, маленькая, слабая страна от которой ничего не зависит. Во-первых, зависит. Эвон в покинутом мною будущем греки весь Евросоюз за яйца взяли и раком поставили… Шутка. А если серьезно, то я считаю, что многое зависит от мотивации. Что маленький человек или маленькая страна, сильно замотивированные на что-то, могут доставить сильным мира сего очень большие неприятности. Да и вообще конфронтация с греками — это глупость, усложняющая жизнь и нам, и грекам. Так что лучше бы ее не было. А для этого наличие между нами и греками болгарской «подушки» весьма полезно. Проблема заключалась в том, что в отличие от покинутого мною будущего, в котором болгары долгое время были нашими едва ли не самыми близкими друзьями и ходили слухи, будто Тодор Живков даже обращался в Верховный Совет СССР с просьбой принять его страну в состав Союза в виде шестнадцатой республики, здесь и сейчас Болгария нашим другом никак не являлась, несмотря на то что именно мы во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов освободили болгар от турецкого владычества. Впрочем, вина самих болгар в таком положении дел была не так чтобы велика. Просто после поражения Турции в той войне в ситуацию тут же вмешались наши нынешние «друзья и союзники» англичане вкупе с австрийцами, которые потребовали пересмотра уже заключенного между Российской и Османской империями Сан-Стефанского мирного договора. Что и произошло на состоявшемся через три с половиной месяца в Берлине конгрессе, который закончился подписанием Берлинского трактата. Это привело к тому, что сейчас во главе Болгарии стоял австриец, никогда не забывавший своих корней. А это в свою очередь, учитывая, что Австро-Венгрия нынче являлась самым последовательным недругом России, делало Болгарию по отношению к нам в лучшем случае нейтральной страной.