— Я возьму на себя этот грех. Это мой крест. Вставай, Алёша, пора.
Мне-то что делать? Ведь сейчас любые мои шаги, что бы я ни сделал, что бы ни сказал, никто просто не заметит. Я никто. Пустое место. Придаток человека, которого презирает и ненавидит вся страна [возмущение]. А это правда, не возмущайся. Хорошего человека. Даже отличного человека [согласие]. И совсем никакого правителя [сомнение].
Понравилось. Но всё равно песня совсем для Рождества не подходящая. Вовсе не в тему. Хотя, конечно, в своём отглаженном белоснежном костюме я действительно выглядел эффектно. Тут спору нет. Дошло до того, что я перед тем, как к ребятам выйти, минут десять перед зеркалом вертелся. Как девчонка, блин. Так собственное отражение мне приглянулось.
— Его — самого первого. В моём присутствии. Потому и говорю, что посмотреть на него теперь трудно. Там не только бетон снимать нужно, там ещё и могильник весь придётся поднимать. Ленин на самом дне лежит. Да и зачем тебе на него смотреть?
Моссовет к тому времени уже успел издать декрет о полной отмене цензуры печати в городе. И уже к вечеру были напечатаны экстренные выпуски многих газет. "Телеграмма Циммермана", "Германия подстрекает Мексику напасть на САСШ!", "Коварство кайзера", "Царевич вскрыл германский шифр!". Такие примерно заголовки статей были.
Разумеется, он не просто так приехал. У нас в Кремле что-то вроде совещания собиралось расширенного. Дабы решить, что делать и как жить дальше. Низлагать ли Николая по состоянию здоровья или назначать ему регента? На совещание собиралась целая куча попов во главе с самим патриархом, делегация от Моссовета во главе с Дзержинским и Ногиным, бывшие депутаты государственной думы, московские капиталисты, просто знать, кого ЧК пока не посадила. Да, забыл сказать, что сразу после того, как дума фактически объявила о низложении императора, в Москву из Питера начали мигрировать несогласные с этим депутаты. В частности, клоун Пуришкевич приехал. Кроме него, ещё человек двадцать. Вот на это-то совещание пригласили и Келлера под гарантию безопасности от патриарха. Дзержинский пообещал того пропустить. Тем более что генерал-то, в свою очередь, никак не препятствовал эмиссарам Московской ЧК осматривать место крушения императорского поезда и даже разрешил тем посетить раненого Николая.