Промчался вихрем по комнатам, кухне, прихожей, дробно стуча каблучками сапожек по половицам. Прорываться через окна? Не выйдет, редкая цепь бойцов ГПУ уже залегла возле заборов, попряталась за углами соседних домов, прикрылась толстыми стволами деревьев. Даже за сортиром двое притаились, как только терпят это насыщенное амбре без противогазов? Начнем выбивать стекла, сразу снимут влет. Идти через подъезд? Это если только сдаваться. Тогда стрелять не будут, просто невежливо уронят лицом в снег, попинают для приличия и немножко погладят почки окованными пятками прикладов. Затем заплеванный пол кузова грузовика, удары головой о настил на кочках и неровностях дороги и обязательно кто-то поставит грязный сапог на спину. В лакированный 'паккард' на мягкое сиденье меня не посадят, много чести для подстилки бандита Леньки Пантелеева. Моего Ли, скорее всего, пристрелят - он сам этого добьется, сдаваться он не станет, вон у него какое лицо - мертвое, безжизненное. Если только я не прикажу. А я приказывать ему не буду, не хочу я в камеру. Там холодно, кормят отвратительно, бьют и еще там клопы и мерзкие, противные мокрицы. С ножками. Это выглянула из своего темного уголка Леночка. Да, клопы и мокрицы веский и значимый повод для сопротивления органам ГПУ.