Чудо по имени Савелий замялось, румянец пополз со щек на шею и скулы:
Выскользнули из квартиры на темную и загаженную лестничную площадку. Прислушались, шумно, цепляясь узлами за углы, сбивая ногами выставленные на проход ведра, корытца спустились на пролет вниз и замерли. Скрип тормозов, неразборчивые команды. Внизу бухнула дверь, загрохотали сапоги, неприятно скрежетнул по стене штык трехлинейки, лязгнули сталью передергиваемые затворы. Молодой, задорный, дрожащий от азарта голос громко крикнул вслед поднимающимся по лестнице:
Подождал немного, глядя на окна квартиры, пожал плечами, развернулся. Но шаг назад сделать не успел, форточка в окне открылась и звонкий девичий голос громко поинтересовался:
Последние слова были наполнены такой жгучей ненавистью, что Эсллер даже покачнулся, словно получил удар в грудь кулаком. Снял очки, протер, недоуменно оглянулся на ухмыляющегося Окунева:
Журчание, неописуемое облегчение и мое тело падает обратно в жаркую пропасть перин. Мягко, темно - здесь я спрячусь. Ненадолго. Потом приму реальность такой, как она есть. Если, по-простому - любой.
Двое. Маленькие. Глаза серые, светло-голубые. Стоят смирно, закутанными в невообразимое тряпье бесформенными столбиками. Лишь правый - мальчик, девочка? - без остановки шмыгает носом и то поднимает, то испуганно опускает руку, стремящуюся вытереть набухшую под носом прозрачную каплю.