— Итак, продолжим нашу беседу. — Лысый наконец разлепил губы. — О том, как с вами следует поступить.
— Выберемся из лодки, чтобы снова жить на суше?
— Я ведь на этой работе давно. И с годами научился видеть людей сквозь двери. Я не шучу. Очень многие скрываются за дверью, чтобы не платить «Эн-эйч-кей». За десятки лет я на таких, как вы, насмотрелся. Слышите, господин Такаи?
— Кстати, глубоко ли ваши люди скорбят по поводу кончины господина Усикавы?
Из родных у Тэнго значится только отец — бывший сборщик взносов за «Эн-эйч-кей». О матери сын пока ничего не знает. По данным Усикавы, с отцом Тэнго всю жизнь не ладил. Но когда тот заболел, взял сразу дней десять отпуска, чтобы за ним присматривать. Что-то не сходится. С чего бы их взаимная неприязнь так стремительно улетучилась? Что у отца за болезнь и в какой больнице Тибы он находится? Проверить, конечно, можно. Но для этого пришлось бы потерять полдня, прервав слежку за домом Тэнго.
На полу рядом — и софтбольная бита в чехле. Аомамэ снимает чехол, перехватывает биту поудобнее, делает несколько ударов в пространстве. Новенькая серебристая бита, поблескивая, рассекает воздух с резким свистом. Ее тяжесть успокаивает Аомамэ, напоминая о годах юности, проведенных вместе с Тамаки.