— Сказать по совести, подмывает выпить еще, — признался Мазур, напустив на себя чуточку смущенный вид. — День сегодня такой, что ли… Простите великодушно за вульгарность…
— Каждый делает свой маленький бизнес, как умеет. В конце концов, не она меня нанимала на службу и не она мне платит. А попади пленка к Папе… На ее мужиков, в том числе и на вас — да не вскидывайтесь вы, в резиденции каждая собака знает — он смотрит сквозь пальцы. В силу вековых традиций, разрешающих незамужним трахаться до посинения, А вот лесбос… Под суд он ее, конечно, не отдал бы, но, уж поверьте, своего нынешнего положения лишилась бы навсегда. Оказалась бы в ссылке в какой-нибудь глуши, пока Папа жив. Заплатила бы, как миленькая, и не гроши…
— Нет, ну какая сволочь могла их предупредить?
Однако предчувствие беды, много раз не подводившее, становилось все сильнее. Что-то такое включилось в подсознании, не выливавшееся пока в конкретные мысли. Оно было… и тогда Мазур перевел все вынимание на кроху.
Он первым вернулся к крайним деревьям, жестом подозвал Мориса и тихонечко стал что-то объяснять с помощью выразительных жестов. Молчаливый лейтенант в дискуссию не вступал — выслушал, кивнул, махнул своей четверке. Дисциплинированный был парень, несуетливый, Мазуру он сразу понравился.
Люди вереницей пробегали мимо него, спускались вниз. Шедший последним Леон, с кривой улыбкой покосившись на Мазура, захлопнул дверь, принялся задвигать лязгающие засовы.