Трудно было бы их не заметить — на пустыре слева три ряда обветшавших прилавков из почерневших досок, над ними — каркасы навесов, на которые для защиты от солнца накидывают какую-нибудь дерюгу. Ни единой живой души, если не считать тощей свиньи, должно быть, безудержной оптимистки, вот уже с четверть часа там бродившей в явных поисках хоть чего-нибудь съедобного.
— Вообще-то командует Леон, — сказал Мазур, привыкший чтить субординацию. — Но я с ним поговорю.
Ничего странного, что она держится так скованно и смотрит чуть ли не со страхом — доводись ему в ее годы подносить букет тогдашнему генсеку, он выглядел бы не лучше, оцепеневши от торжественного ужаса. А вот то, как она держит букет…
Жулькой он за глаза именовал ту самую красотку Жюльетт.
Люди у трапа шарахнулись — затормозивший с отчаянным визгом и скрежетом небольшой грузовичок-пикан едва ли не уперся в них бампером. В кузове у него явственно различалась непонятная штука наподобие детских качелей, стоявший рядом с ней черный нажал на что-то ногой — и высоко в воздух взлетел белоснежный ком, рассыпаясь на множество порхающих листков.