Акинфиев наполнил низкие пузатые рюмочки — тоже тончайшие, отливавшие радужным блеском. Вот тут Мазур, как всегда, чувствовал себя гораздо увереннее: когда это русский человек, если он, конечно, не пьян в дупель, разбивал аршин? Аршин — дело святое…
Заслышав шумную возню и азартные вопли, он обернулся. Доблестные армейцы во главе со своим капралом увлеченно пинали своего недавнего конвоира, словно мяч во дворе гоняли. Пожав плечами и хмыкнув, Мазур отвернулся, ханжески сказав себе, что не должен вмешиваться в здешние внутренние дела. Что ж, вполне предсказуемая реакция людей в погонах, привыкших, что всякий шпак должен издали кланяться любому облаченному в форму…
— Понимаете ли, Кирилл Степанович… — вкрадчиво сказал посол. — Дочка моего доброго знакомого… по аппарату ЦК, — подчеркнул он значительным тоном, — попала в неприятную ситуацию…
Со стороны Папиного дома показалась бегущая фигура. Лаврик держал на спине громадный узел, судя по тому, как он подпрыгивал, колотя по хребтине, довольно легкий, но чертовски громоздкий. У ворот раздался оглушительный взрыв, грохот падения чего-то тяжелого, зарычали моторы, судя по звуку — не танки, а броневики: ага, начали зачистку…
— Его сравнивают с Лумумбой? — спросил Мазур.