Мазур обозрел стол. Посреди тарелочек с европейскими и местными закусками возвышался начищенный до жаркого блеска русский самовар, судя по виду, не поздняя имитация, а самый натуральный антиквариат, со множеством медалей и пространной надписью, свидетельствовавшей, что он изготовлен на заводе самого Баташова, былого «самоварного короля».
Никогда прежде Таня ему не звонила, вот ведь какая штука…
Личный кабинет, конечно, уступал размерами официальному, но тоже не смотрелся курятником. Посол восседал за столом, взирая на Мазура благостно, с широкой улыбкой, похожий в своих круглых очках на пожилую сову. Добавим, изрядно уже клюкнувшую сову. Стол перед ним был девственно чист, на нем не имелось никакого стеклянного компромата — но с первого взгляда ясно, отчего товарищ посол не смог присутствовать на столь ответственном мероприятии — изрядно уже заложил за галстук.
Потом ему пришло в голову: неплохая хохма выйдет, если эта доченька номенклатурного папы окажется голубоглазой блондинкой. Уж Папа-то ее ни за что не пропустит… Ну, если что, сама в столицу рвалась из глуши, где львы рявкают…
Получился один пшик. Мукузели, на свое несчастье, оказался идеалистом и романтиком — серьезные спецслужбы с подобной публикой предпочитают не связываться по причине ее полной непредсказуемости. Единственное его достижение заключалось в том, что ему удалось выпросить у меценатов денежку на небольшую радиостанцию, маломощную и дешевенькую, умещавшуюся в двух комнатушках маленького домика. И вот уже два года доктор Мукузели по три раза в неделю выходил в эфир на часок, нудно и однообразно понося президента за казнокрадство и гонения на демократию.
«Сдам я тебя Лаврику, историческая личность, — подумал Мазур. — Вот он-то, если сочтет нужным, грамотно тебя выпотрошит, тем более что ты прямо намекаешь, что не прочь продаться. Хотя кто там знает… Может, микрофоны Мтанги ты и изничтожил, зато подсунул свои. Субъекты вроде тебя сплошь и рядом на пару-тройку разведок трудятся…»