— Надо же, — сказал Лаврик меланхолически, — оказывается, я был великолепен, кто бы мог подумать… Что ты скалишься?
— А что ж так туда пялитесь? — хмыкнул Мазур. — Будто палатку хотите взглядом продырявить…
— Покойник, — сказал Мазур. — Эта сучка, твоя любимая одноклассница, его прикончила! Ну что уставилась? Все так и есть, это переворот! Туфли сбрось, кому говорю!
— Не думаю, — пожал плечами Мтанга. — Девушка из респектабельной семьи, вряд ли будет связываться с иностранными бульварными газетчиками, в конце концов, ничего и не случилось… Улажу… Господа, вам не надоело пить эту изысканную кислятину? Может быть, коньяк?
— Одного я не пойму, — сказал Мазур искренне. — Почему вы в таком случае не переберетесь во Францию? Я слышал от вашего отца, что ваши французские родственники богаты и многочисленны…
— Сидите. Разговор нам предстоит долгий… и, к сожалению, он будет посвящен уже не наградам, а неприглядной реальности, неотложным делам, вплотную затрагивающим безопасность государства. Увы, я постоянно должен думать и говорить о текущей грязной политике — ноблесс оближ… — он непритворно нахмурился. — Дело в том, мой дорогой полковник, что Мукузели стал представлять для государства нешуточную угрозу. Да, так и обстоит… Вы знаете, что характер его радиоболтовни изменился резко? Знаете, в чем она теперь заключается?