На стуле сидел сам келарь - длинноволосый старик лет шестидесяти пяти-семидесяти внушительной комплекции, однако же лишённый того нездорового ожирения, какое я заметил у брата Теодора.
- Бог-то Бог, да я и сам не плох! А, это вы, пан чуженин! А слухи ходили, что вы покинули наш Жатец. Видно, врали люди? Чем же могу услужить?
Я в вашем городе человек новый, приезжий. Однако так поворачивается, что придётся мне здесь задержаться, ибо такова договорённость с его преосвященством отцом Григорием. Думаю вступить в цех Святого Лаврентия и открыть небольшое заведение, куда бы люди приходили посидеть, покушать да пива выпить в славной компании.
- Да хоть по хеллеру бы в день - и то хвала Божьей матери!
- Зимой? Зимой токмо на Крещенье в иордань ныряют. И то не все. Я, наприклад, не полезу: сколько той зимы?
- То мастер Белов - добрый христианин, брат вратник, он прибыл издалека, потому и платье имеет непривычное, и речь его неровна. Надобно пока что позвать кого-то из послушников, помогающих брату гостиннику, чтобы те свели его в странноприимный приют.