Когда свет в вестибюле снова включили, у меня появилась первая возможность осмотреть всю публику.
Раздалось вежливое хихиканье, вознаграждая викария за его блестящее остроумие.
В дальнем от полиции углу шофер Энтони посасывал сигарету, которую прятал в руке. Он взглянул вверх и поймал мой взгляд, точно как раньше, когда я обрушила небольшую снежную лавину.
Только позже я поняла, что он имел в виду.
— А твои родители? — спросила я. — Они ставили елку, имею в виду? И падуб, плющ и омелу, и всякое такое?
— Можешь идти, — объявила она довольно резко, и чары были нарушены. Вмиг он превратился в не более чем хориста в «Шоколадном солдате».