Лежали молча долго. Я все собирался уснуть, но не получалось, то ли Хитч слишком громко скрипел карандашом, то ли Джи сопел, а скорее всего, от волнения.
Обрушен. Причем обрушился явно недавно — слом на бетоне был свежим. В последнее время много чего-то всего стало рассыпаться. Хотя ничего необычного в этом нет, я читал, что раньше дома надолго не строили, считалось, что дольше пятидесяти лет ни один дом стоять не должен, после пятидесяти их должны были сносить и на их месте ставить новые. А все эти дома, и мосты, и другие строения, они стоят уже гораздо дольше, чем пятьдесят лет. Поэтому они потихоньку разрушаются. Разваливаются. Почему-то это происходит по ночам, спишь в каком-нибудь городе, и слышишь — повалилось.
Маленькая форель шевелила хвостом и что-то вынюхивала, каких-то своих питательных подводных рачков и по своей подводной глупости меня совсем не замечала. Можно попробовать ударить и в эту, но если промажу, рыба сорвется, и придется дожидаться долго, пока соизволится другая.
— Ну, вот и хорошо, — сказал зачем-то Бугер. — Вот и правильно…
Я опустил фризер. Подошел к креслу пилота. — Берем за руки, — сказал Хитч. — И к дыре.
В ангаре меня уже поджидал жизнерадостный Бугер.