Он больше не был «пончиком» и «нюней». Сто отжиманий каждый день, гантели, бег, прыжки. Он стал высоким, сильным и красивым. Сначала он смотрел на нее издалека, и шея у него вытягивалась, как дрессированная змея из корзины, под дудочку индийского факира. Девочка была музыкой, странным, завораживающим сочетанием звуков. Девочка была водой, а он – рыбой, брошенной на берег. Девочка была водкой, а он алкоголиком без гроша в кармане.
– Управление внутренних дел… старший лейтенант… – Она посмотрела на Антона, облизнула пересохшие губы и прошептала: – Господи, этого только не хватало. Что случилось?
– Ну, видишь ли, различий действительно слишком много.
Он читал, что в джунглях Южной Америки живут гигантские пауки, похожие на обезьян. Они нападают на свою жертву, кусают ее и пускают в организм сильнейший яд, от которого растворяются даже кости. Потом они высасывают из жертвы все, и остается только оболочка. Мертвая пустая кожа. Возможно, это выдумка. Но с той, первой девочкой его плоть оказалась мертвой и пустой, вялой, как тряпка. Девочка долго, жадно целовала его в губы, пустила яд, выпила из него жизнь, силу, а потом, сытая, стала смеяться.
Ночами продолжали звонить, но теперь папа не кричал «вас не слышно!». Он разговаривал с кем-то, иногда тихо и вежливо, иногда громко, матом.
– Оно и так не вскрылось, – пробормотал Соловьев, пробегая глазами короткую информацию о пожаре в давыдовском интернате, – столько народу знало и молчало. Охрана, горничные. Врач интерната. Дети ведь регулярно проходили медицинское обследование. Но все молчали. Страх, деньги, круговая порука.