– Как-то вы очень уж вежливо с ней, – заметила Майя, когда Соловьев отложил телефон, – ну что она сказала?
– Да чей угодно! – процедил Вазелин сквозь зубы.
Первой его жертвой, мерзкой и совершенно бессмысленной, стал голый пьяный генерал.
– Ангел, – произнес дядя Мотя, и в голосе его послышалась легкая хрипотца, – чудо девочка. Хрупкая, нежная, беззащитная. Глаза большие, грустные. Шейка тоненькая, как у цыпленка.
– А кстати, почему надо было обязательно встречаться так поздно и на улице? – вдруг спросил толстый, в форме, который раньше все время молчал.
«Их много, а я один! – утешался Вазелин. – Я единственный, уникальный, неповторимый. Я – солнце русской поэзии».