Профессор Гущенко скромно сидел в углу, закинув ногу на ногу, приспособив блокнот на круглом мощном колене, сосредоточенно водил ручкой по бумаге. Соловьев только сейчас его заметил и тут же вспомнил Олины слова: Кириллу Петровичу под шестьдесят, а какой мощный интеллект, сколько энергии.
Самые старые снимки были украшены колосьями, профилями Ленина, Маркса, Энгельса, силуэтами кремлевских башен и фабричных труб. Непременно присутствовали серп и молот, герб СССР. К семидесятым стал иногда мелькать водянистый бровастый Брежнев. Чем ближе к девяностым, тем жиже становилась советская символика. Коммунистическая бородатая тройка уступила место Пушкину, Толстому, Горькому, Маяковскому. На двух последних фотографиях Горького сменил Достоевский, Маяковского – Пастернак.
– Мама, ну в чем дело? – трубку вырвала Катя. – Это связано с тем, что сегодня утром по телевизору показывали? С трупом девочки, да? Тебе звонил Дима Соловьев? Ты опять будешь заниматься маньяками? Ты же обещала!
– Может быть, – легко согласился следователь, – так зачем он к вам приходил?
– Как же вкусно, когда ты даже не попробовал? Ешь, пожалуйста. Это свежайшая парная телятина.
– Я просто считал своим долгом предупредить, из уважения к вам. Всего доброго, берегите себя.