Сил совсем не осталось. Глаза закрывались. Но пальцы продолжали плясать по клавиатуре компьютера. Дима Соловьев хотел еще раз убедиться, что все материалы по Анатолию Пьяных исчезли, а заодно посмотреть, что есть в информационных базах по Грошеву Матвею Александровичу.
На самом деле мне грустно будет расстаться с Ником. Думать и вспоминать противно, а расставаться грустно. Я к нему привыкла. С ним все-таки не страшно. Я знаю, что он меня не придушит, не сделает больно. Иногда бывало с ним даже уютно.
– Что ты болтаешь? Какое будущее? – вдруг крикнула синьорина по-русски. – Что ты знаешь обо мне, старый идиот?
– Я ее забираю, – сказал бородатый Маринке.
Через пять минут рыдающего, трясущегося Никонова уволокли санитары. Палата ничего не заметила, ее население, шаркая, ворча, перетекало в коридор, бродить, ждать посетителей, смотреть телевизор.
Зинуля обняла ее за плечи, отвела в кабинет, налила воды. Оля пила и слышала, как постукивают зубы о край стакана.