Он замолчал, пытаясь придать своему лицу жалобное выражение. Но глаза оставались холодными и злыми. Ольге Юрьевне не было его жалко. Он разыгрывал перед ней спектакль.
«Мог я сболтнуть что-то или нет? – думал он, но как-то совсем вяло, равнодушно. – И зачем я привязался к этому недоумку? Кто меня за язык тянул? Теперь Зинка наверняка пожалуется Филипповой, опять ко мне будут приставать, ой, как же хреново мне!»
Впрочем, наверное, сын олигарха не исключает варианта, при котором она заговорит о деньгах. Если она сейчас спросит «сколько», он назовет сумму. Но сам не предложит ни за что. Зачем же предлагать, когда не спрашивают? Он ведь умный. Вдруг она, ученая дура, согласилась бы поработать на него бесплатно, из чувства профессиональной солидарности?
– Да ладно тебе, – Наташа грустно усмехнулась, – я все знаю.
«Нет. Невозможно. Даже если встречались, Молох-убийца наверняка изменил внешность».
– Декорации рухнули, – бормотал он и крутил тонкое обручальное кольцо на безымянном пальце, – вокруг только грязь, я валяюсь под обломками, пытаюсь выбраться. Грош, любитель многих маленьких мальчиков, протягивает мне, любителю одной маленькой девочки, крепкую дружескую руку помощи.