– Конечно. По-моему, больше всего их напугала та часть разговора, где мы обсуждаем, почему закрыли группу Гущенко. Я предложил обрезать этот кусок, но все бесполезно. Знаете, я десять лет на телевидении, но такого у меня еще не было. Иногда просят что-то смягчить, не называть имен, но чтобы совсем сняли передачу, в день эфира, когда уже прошли анонсы, – это что-то запредельное!
Каждый раз, поступая по-своему, Оля чувствовала себя виноватой. Но, поступая по-маминому, чувствовала себя несчастной. Две крайности. Посередине натянут канат. Надо уметь пройти по нему и не сорваться.
Мрак рядом с ним медленно сгустился и образовал четкий силуэт. Фигура мужчины одного с ним роста. Куртка с капюшоном. Широкие плечи. Под капюшоном черная пустота, только два мутных беловатых пятна там, где должны быть глаза. Существо протянуло руку в белой резиновой перчатке. На ладони лежала прядь каштановых волос. Это были Олины волосы.
Мотор оглушительно взвыл, через секунду мотоциклиста не было. Ика опустилась на колени, попыталась поднять мамину голову, стала тянуть за руку папу, потом упала лицом на мамин живот и потеряла сознание.
– Значит, ты устала и не выспалась. Да, кстати, я видела сегодня утром по телевизору твоего Соловьева. Он стал совсем седой. Надеюсь, ты не собираешься подключаться?
– Вы, пожалуйста, Борис Александрович, вы отдайте мне ту, другую. Они, понимаете, совершенно одинаковые. Женя просто перепутала. А я забыла. Я должна была еще в пятницу поменять, но вылетело из головы, а сейчас нашла в сумке.