Голос из диктофона также вкрадчиво и также литературно обращался к доктору Филипповой.
Вазелин отстранил тарелку, молча раскрыл плоскую коробку с диском, чиркнул наискосок: «Привет тезке!», поставил свой размашистый автограф.
Звонили из прокуратуры. Приятный женский голос сообщил, что завтра к девяти утра Соловьев должен явиться к заместителю генерального прокурора.
– И правильно. Я, пожалуй, тоже не буду. Мне надо выйти в магазин, купить яблок, салату, орешков. Женя вернется, а есть совершенно нечего.
Оля была нервным ребенком, с сильно развитым воображением. Она боялась темноты, боялась замкнутого пространства лифта. Она весила слишком мало, лифт не хотел ее везти. Свет в кабинке гас. Чтобы лифт поехал, приходилось несколько раз сильно подпрыгнуть, а потом сесть на корточки. Прыгая, она чувствовала, что подвижный пружинистый пол сейчас провалится. Ей часто снилось, как она висит над шахтой, вцепившись пальцами в металлическую сетку. Пальцы порезаны, кровь течет, еще немного, и она сорвется.
Вот, только что бросила монетку. И все три раза – решка. Ужас какой-то! Но я не буду расстраиваться. Подумаешь – монетка!