Люди, пришедшие с ним, вразнобой поздоровались.
Тут Маня Поливанова, о которой все забыли, как будто материализовалась, прошагала к окну и распахнула шторы, одну, а потом вторую, как давеча капитан распахивал двери. Солнце хлынуло в комнату, сразу потеснив электрический свет, и старуха зажмурилась, и капитан зажмурился тоже.
Ему показалось, что от книги она оторвалась с трудом.
Маня молниеносно оглянулась. Они понятия не имела, куда нужно смотреть, чтобы определить по ногам, наркоман человек или нет, да и вряд ли разглядела бы что-нибудь, но ей страстно хотелось, чтобы парень не врал! Так хотелось, что даже руки вспотели.
Она была права, вот он и сердился. Странным образом она разбиралась в нем намного лучше, чем он сам разбирался в себе, и ему казалось, что это несправедливо. Он многого не понимал, боялся и стыдился в себе, и никто не должен был знать, чего он боится или стыдится, а Маня откуда-то знала, и время от времени это было почти невозможно выносить!..
– Ничего не получается! Я к Булке приехал, поздно уже было. А дверь эта ихняя гребаная по ночам всегда закрыта!.. Ну, я ей по телефону позвонил, чтоб открыла! Она меня пустила.