Аннет расположилась на диване так, чтобы длинная шелковая юбка не скрывала, но и не слишком открывала совершенные ноги.
Аннет поначалу даже обижалась, а потом перестала. Обижаться на Петечку было глупо, а она считала себя умной.
– Почему вынуждены? – не понял Мишаков. – Принимать-то?
Она никогда не раздевала мужчин, вот в чем дело. Тот, кто даже из прошлого продолжал угнетать и пытать ее, всегда раздевался сам, деловито и аккуратно, и ей очень нравилась его аккуратность, и она была уверена, что чем более аккуратен мужчина в этот момент, тем, значит, он более сдержан и, следовательно, не превратится в животное!..
Она моргнула, посмотрела на свои стиснутые пальцы и осторожно их разжала.
То ли старика подвела память, то ли в этот день сердце было не на месте и все болячки, словно сговорившись, отравляли ему жизнь, но он внезапно и резко раздражился, закричал фальцетом, что эдак невозможно жить и Надежда Кузьминична невыносимая женщина, и практически вытолкал ее вон.