– Не лезь, пьянь несчастная. – Лаэла. Ну кто еще может так ласково приложить?
– И как же тебе удалось ее достать? – все еще продолжала сомневаться я. – Нет, денег-то у нас хватит, конечно, и не на такое, но чтобы купить незаметно, так, чтобы даже слухов про подобную вещь не просочилось…
И достала из-за пояса громадный зазубренный тесак самого жуткого вида, покрытый ржавыми пятнами, подозрительно похожими на кровь. Откуда у нее это чудовище?!
Самым сложным в предстоящем нам священнодействии было оставить гномов нас дожидаться, ибо им-то в дамском салоне делать ну совершенно нечего. Если только бороды завить? Да и то, зная практически священное отношение гномского племени к лицевой растительности, о таком святотатстве не стоило бы даже заикаться – под угрозой полнейшего разрыва отношений. Уж на что папа не придерживался гномских традиций, но за своей бородой он ухаживал, как никто другой. Конечно, когда не забывал.
А мне же… оставьте мне горечь истекающей яростью и истерзанной потерей души… и даже эхо пусть будет не в состоянии повторить тот полувой-полустон, вырывающийся из моего горла. Те самые слезы, слаще и горше которых нет на свете. Слезы потери, которые я несла в душе и так и не решилась до сих пор отпустить на волю.
Но, так или иначе, на каторге, куда невесть за какие грехи умудрились попасть четыре мага-студента, это чудовище ушедших в прошлое битв имелось. И нам был дан приказ его разобрать. Вернее, продолжить работы, которые потихоньку шли, наверное, уже месяцев пять и в ближайшие года полтора прекращаться явно не собирались.