Утром я проснулся в одиночестве. Убедившись, что на меня никто не смотрит, быстренько оделся, неожиданно вспомнив, что спину мне лучше никому не показывать.
От вида кровавой долины всадники останавливались, не решаясь двигаться по телам, но сзади, видимо, подпирали, и вот уже лошади начинают идти вперед, топча и своих и чужих, и мертвых и еще живых…
Не успел я удивиться, каким образом связаны моя жизнь и женитьба на Вероне, как меня подхватили под белы рученьки и отвели в камеру. На этот раз мне выделили персональную одиночку. Чистенькая, уютная комната примерно три на четыре метра. На недосягаемой высоте под потолком маленькое окошечко, через которое едва пробивался свет. Из обстановки – подвешенный на цепях к стене лежак. В дальнем углу дырка в полу. Судя по запаху – туалет. Стены и пол из грубо обтесанных каменных блоков. Очень массивная, чуть ли не в двадцать сантиметров толщиной, дверь с маленьким глазком и окошечком для выдачи еды. И все. Скромненько и со вкусом.
Женщины послушно выполнили команду и встали, почему-то опустив головы.
– Вы так не любите леди Верону? Или это такое наказание для меня?
В заключение каждый передавал Вероне бумагу с перечнем необходимого. Та мельком ее просматривала, но ничего не говорила. Когда доложился третий, молчание затянулось. Верона посмотрела на капитана, тот почти незаметно отрицательно повел головой. Все ясно и понятно. Снабжать оружием и деньгами солдат, даже не принесших присягу? Выедут за ворота, и кто знает, может, все это оружие и деньги повернут против нас же. Верона молчала, видимо подбирая обтекаемые слова отказа.