Следующий человечек был попузатее, а ливрея — испозументчена донельзя. Он вполне внятно ссылался на самого графа Романа Илларионовича. И — придыхательным шепотом — на его брата-канцлера.
— Можно многое. Только не хочется. Потому что все это многое сводится к превентивной войне, причем войне на уничтожение. На полное уничтожение нации, культуры. И людей. Не всех, только лучших. Таких немного, тысяч сто. Остальных — подмять, перекрестить, переязычить. И самое обидное — это все может быть совершенно не нужно! Даже скорее всего. Прошлая смена стаза прошла именно по этой схеме. Первой выклюнулась Голландия, остальные державы устрашились, навалились все разом…
— Устраивайтесь удобнее, граф. Разговор будет долгий.
— У меня та же беда, — повинился Баглир, — а потому я никак не могу принять некоторые ярлыки, ибо они исказят мою позицию. Если желаете красивый ярлык для России, приемлемый для разговора со мной, используйте слово Север.
— На сукне клейма этой фабрики. Объясняли — товар некондиционный, сбыть в Европах не удалось, желаем пустить в переработку на здешних предприятиях. Тут, знаете ли, соседняя концессия бумагу выпускает… Кое-кто из наших по такому случаю хотел прихватить по отрезу-другому. Утиль, мол, что ему цена. Хорошо, комэск не велел. Сказал: в вопросах чести сумма не важна. Своровал полушку — миллион своруешь тем паче. Да, теперь бы не отмылись.
Гонка ожидалась сумасшедшая. Казаки скинули даже рубахи — чтобы коням легче было. Все оружие — сабля.