А потом с тыла налетели пандуры, обошедшие наконец завалы, и смяли, и изрубили. Кое-кто еще прятался за плетнями, стрелял из кустов… Их долго, с азартом ловили. Мирович, как и в давешнюю баталию с поляками, отбился от своих. И вот не повезло. Пуля, прогулявшаяся по его голове, была явно венгерская — пандуры стреляли не хуже казаков, и ружья у них были свои. Не хуже охотничьих!
Ворвался Баглир, ураганный и неостановимый, во главе небольшого отряда из апшеронцев и конноартиллеристов.
— Нет, чучело мы делать не будем, обойдется Петербуржская академия. А вот крыло вылечим. И постараемся приручить. Соколов же приручают? И будем этим чудом Сновидова пугать.
— Появляется шанс доделать то, что не сделал Хмельницкий, — заявил он. — Тут тебе и булава. Настоящая, не через царицыну постель. А я пособлю. Например, постараюсь уговорить государя, что на варшавском троне нужен Пяст, то есть поляк природный. А не иноземный государь с пристойным собственным войском, ха-ха. Денег — дам. Сколько? Наш бюджет ты знаешь. На весь не рассчитывай, но десятую долю отсчитаю. Оружия — сколько попросишь. Миних теперь снова фельдцехмейстером, через него устрою. Ну?
Поэтому образ преемника рисовался в воображении Кейзерлинга по аналогии с другими царскими фаворитами. Гудовича и Мельгунова, сновавшими через Польшу туда и обратно с дипломатическими миссиями, он видал. И собирался передать дела молодому еще человеку на середине четвертого десятка, с небольшим брюшком, с умными ранними залысинами, добродушному и наглому одновременно.
— Герб тебе подходит, — бросил гетман, повернулся к дверям и — встретил спину Измайлова, пятившегося от Екатерины в лучшем придворном стиле.