Она спросила его, обручены ли мы. Если нет, почему? Ведь ясно как день, что мы друг друга обожаем.
Аделаида Эдисон, которая поклялась никогда больше мне не писать, прислала очередную прокламацию. Там перечислено все, ею презираемое — люди и занятия, — в том числе Вы с Чарльзом Лэмом.
Однажды вечером шли по Сент-Питер-Порту мимо дома Макларена. Хороший старый дом, в нем стояли немецкие офицеры. Окно было открыто, по радио играла красивая музыка. Мы остановились послушать, считая, что это программа из Берлина. Но когда музыка кончилась, раздались удары Биг-Бена и английский голос сказал: «Говорит Би-би-си, Лондон». Биг-Бен ни с чем не спутаешь! Лондон выстоял! Мы с Элизабет обнялись и пустились танцевать вальс прямо на дороге. Об этом я совсем не мог вспоминать, пока был в Нойенгамме.
Не надо ничего присылать — я сам хочу приехать на Гернси. Тебе удобно в эти выходные?
Сьюзан показала мне отчет по продажам «Иззи» — прямо не верится. Я искренне считала, что война всем ужасно надоела и вспоминать о ней — тем более читать в книжках — никому не хочется. К счастью, ты в очередной раз оказался прав, а я нет (признавать это для меня смерти подобно).
Я о Вас слышала. Когда-то состояла в небезызвестном клубе, хотя держу пари, что они обо мне даже не вспомнили. Но творений всяких покойников я не читаю, нет. Только то, что написала сама, — книгу своих собственных кулинарных рецептов. Над ней, осмелюсь сказать, пролито больше слез, чем над любым из романов Чарльза Диккенса.