Закат пугливо прижимается к темному краю земли, чуть выше алого плывут, как льдины, сизо-лиловые облака… нет, уже застыли, а выше приплюснутых облаков странная зеленоватая бездна, словно само небо исчезло, пропало.
Пес, перехватив мой взгляд, саркастически ухмыльнулся и пошел следом.
Лезвие, что легко рассекает двойной турнирный панцирь, кольчугу под ним и еще мускулистую плоть, армированную костями и перевитую толстыми жилами, едва-едва погрузилось на два пальца. Зверь взвизгнул от страха и боли, развернулся уже ко мне, там снова вцепился Бобик, а я ударил мечом изо всех сил прямо в голову.
— Почему же, — ответил я искренне. — У тебя прекрасный голос. И на лютне превосходно… э-э… пальцами. Гибкие суставы, как у карманника, чуткий слух. В самом деле, очень хорошо.
Вельможа в поклоне развел руками и склонил голову набок.
— Ах, граф, граф… Любовь как ветрянка — все ею болеют, но у таких, как вы, оставляет шрамы на всю жизнь.