Нежность пошла подниматься толчками, затопила грудь, я держал ее бережно и напоминал себе, даже не напоминал, а долбил: я для нее — брат, родной брат, что долго отсутствовал, а раз брат, то у нас ничего быть не может. Или, как говорят, между нами.
Слева от меня на толстых дубовых ножках стоит нечто, завешенное плотной черной материей. Судя по форме, это зеркало…
Я уже собирался придержать арбогаста, пора осмотреться, как вдруг скорость начала спадать. Дорога, что раньше уходила и уходила в бесконечность, далеко впереди упирается в стену. А слева в стене наискось чернеет неширокая щель.
— Для тебя новость, что люди часто воюют друг с другом?.. Так вот, если я тебя выпущу, то этим я ударю по тем гадам, с которыми воюю. Я ведь тоже огр, понял? Посмотри на мой рост! Но я скрываю, что я огр. И помогу тебе не потому, что тебя возлюбил, а потому, что хочу плюнуть им в суп. У нас огры одних людей любят, других — не любят.
— Ладно, — уступил я, — но красиво погибнуть можешь только раз, а красиво побеждать сможешь много раз. А потом еще и погибнуть на десерт. Усек? Так что не спорь, хорошо?
— Мы выслушали твое прошение, — прогремел тот же властный голос, — о признании тебя герцогом Валленштейном…