Повар метнул на меня взгляд, полный благодарности. Я понял, что теперь у меня и на кухне есть свой человек. Бабетта ухватила нож и лихо разрезала торт на несколько клиньев, управилась умело, мне почему-то показалось, что вот так же легко и с улыбкой она может вспороть и живую ткань, глядя в глаза красивыми смеющимися глазами и выспрашивая явки и пароли.
Женщины притихли, я ощутил тяжесть, словно воздух сгустился и сдавливает грудь. Даниэлла прерывисто вздохнула, Дженифер сжала кулачки, только Бабетта опасливо протягивала Псу косточку за косточкой, стараясь, чтобы на них оставалось побольше мяса.
Я перевел взгляд на обнаженное лезвие, снова посмотрел на щель. Подумал и, взяв меч, двинулся к стене, где без лишних раздумий, я ж не интеллигент, попробовал сунуть в щель, уж очень напоминающую, да, напоминающую нечто знакомое, в смысле — отверстие для клинка.
Ну, такие архитектурные излишества в эту эпоху просто обязательны. Как будут обязательны еще и в эпоху первых пушек и мушкетов, когда стволы будут украшаться сложными композициями из этих же обязательных звериных морд и битв русских с кабардинцами. Или англичан с французами, где русские — англичане, а французы — кабардинцы. Или наоборот…
Когда наступила темень, я малость попрактиковался в исчезничестве, прижимаясь то к стенам, то к мебели, Пес, уже вернувшись с кухни, следил внимательно и удивленно, для него я не исчезаю, он и видит иначе, и в запаховом зрении я для него весь на виду, но комментировать не стал, неторопливо грыз большую кость, которую ему дали именно для грызения, посматривал лениво.