— Если для вас, сэр Смит, это трудно, то могу сделать я.
Он выругался, вдруг ринулся на меня с такой яростью, что я попятился, едва успевая подставлять щит под тяжелые удары, сам озлился, высмотрел щель в защите и, держа меч, как копье, всадил острие под край стальной кирасы. Зингерлефт вздрогнул, я поспешно выдернул меч и отступил, надеясь, что рана неглубокая.
Смит выхватил меч и приставил к его горлу.
— Да, — ответил другой голос, властный и раздраженный. — А нельзя их оставить?
— Признайте, сэр, — сказал я громко, — что оболгали благородную леди, и на этом покончим.
— Во-первых, — объяснил я, — тебе для святости нужны мучители, хулители и гонители. Во-вторых, ты знаешь, что, если странствующий не встретит подобного себе или лучшего, пусть укрепится в одиночестве. С глупцом не бывает дружбы. Ну, дальше ты понял, да?