— Подлость, — проронил он. — Я только слышал о таком, но в нашем королевстве этого не случалось… Сэр Ричард, вы сможете затянуть свою рану?
После десятого, если не больше, кубка Барбаросса хохотал любой шутке, сам отпускал двусмысленности, ничуть не стесняясь Алевтины. Алевтина тоже смеялась, мужественная такая валькирия, чаще видевшая походные шатры отца, чем стены дворцов.
— Собакам отказывать труднее, — согласился я.
Я тихонько коснулся губами ее затылка, убрал руку сверху, которой подгребаю, как плюшевого мишку, затем начал осторожно высвобождать другую, на которой она щекой. Фрида пробормотала сонно, я замер, но дыхание идет глубокое, попытался снова, она всякий раз попискивала протестующе, но глубокий сон не отпускает. Наконец вытащил руку, не думал, что такая длинная, еще раз успокаивающе поцеловал. Фрида счастливо заулыбалась, по щеке разлился нежный румянец.
— Да-да, — подтвердил я, — запишите в книгу предложений мое мардоржье благоволение. Я доволен прямо как два мардорга!
— Сэр Ричард, насколько я знаю, Господь низверг взбунтовавшихся против своего Верховного Сюзерена, да так низверг, что они пробили земную твердь и теперь навеки обитают там… в глубинах… именуемых адом! И с тех пор те светлые ангелы стали… темными. И называются уже вовсе не ангелами!