— Сам о себе позаботится, — ответил я рассеянно. — Я вот не знаю, что с этим пиром делать. Идти не хочется, но не идти… себе дороже.
В приземистых мрачных дубах зияют темные дупла. Как будто порода такая: дубы все низкорослые, зато поперек себя шире, а в стволах обязательные дупла. Оттуда, из темноты, либо огромные желтые глаза, что следят с лютой злобой, либо в пустых недрах дерева трепещет странный свет, словно светлячки освоили электросварку.
— Я понимаю ваше желание облагородить наше общество…
Темный мох, облепляющий стволы, как будто чует наше приближение: начинает торопливо перемещаться по дереву. Особенно заметно, когда тропка проскакивает между двумя такими лесными великанами: на одном мох скапливается с южной стороны, на другом — с северной, даже наползает складками, бугрится, и все для того, чтобы дотянуться до коня или всадника.
— Миром правит экономика, — сказал я, оправдываясь, — а деньги можно и отмыть… Мы, Ваше Величество, оставим с вами собачку, чтобы вы не скучали.
Дверь захлопнулась, загремели засовы. Я лег на роскошное ложе, задумался. Конечно, я гость, иначе кто бы отвел мне такие роскошные апартаменты, однако же свобода передвижения стеснена, как в блокадное время. То ли хозяин слишком подозрителен, то ли в замке еще и такие гости, видеть которых мне крайне нежелательно.