Чтобы не беспокоить часовых, я покинул седло и пошел с ним. Капитан оглянулся.
Моя беда в том, что сейчас как раз тот переходный период, когда турниры уже начинают обставляться как грандиозные зрелища, однако все еще сохраняют всю жестокость и грубость прошлых веков.
Он не сразу понял, что я так шучу, сам он всегда занудно серьезен, слабо улыбнулся.
Трое рыцарей двигаются по рыночному ряду нам с Зайчиком навстречу, как сверкающие под солнцем айсберги, а серая шушера простолюдья прилипает к стенам, освобождая дорогу поспешно и суетливо. За рыцарями так же горделиво и напыщенно идут оруженосцы, молодые и поджарые, из тех, кто не просто служит, а выслуживается в рыцари, а еще вроде бы целая толпа слуг и прочей челяди с мешками, куда складывают покупки.
С огромным трудом приподняли плиту, я рассмотрел грубо вырубленные ступеньки. Король заколебался, но Фрида заявила, что уже слышит, как выбили тараном церковные врата, вот уже звенят подковы коней, на которых враги ворвались прямо в церковь.
— …пусть вырежут вельмож, — донесся приближающийся голос, — и как можно больше местного быдла… своенравного и непокорного…