Внутренний дворик невелик, от ворот с копьем в руках шагнул в нашу сторону солдат, крепкий и угловатый, словно вырубленный из одного куска дерева, жилистый и суроволицый с недоверчивыми глазами. Лицо обветренное, а кираса вздутая явно не для показухи: у такого ветерана грудь должна быть вздутой и в крепких мышцах. И копье в крепких ладонях не для парадов.
Даже со спины я видел, как он поморщился.
– Вот дарственная, которую он подписал в присутствии своего юриста и двух свидетелей! Смотрите, по ней он дарит все свое имущество, которое намеревался оставить сыновьям, госпоже Амелии Альенде. Как компенсацию за то зло, которое ей причинил. А сам он намеревался уехать в Шершессу, где у него подрастает внучка, и посвятить остаток жизни ее воспитанию. Вот смотрите…
Они поднялись, услышав топот, в руках луки. Я рассек одного почти до середины, а второй застыл, когда острие окровавленного меча уткнулось в грудь.
– Не веришь, – определил я. – Вон даже ты стараешься называть ее пленницей, а не ребенком! Даже душегубы, что за грош убивают прохожего, а в пьяной драке зарежут лучшего друга, не решаются тронуть ребенка, который им не причинил зла. Но я по доброте своей могу сказать, что они сделают.
– Господь с вами, сэр Ричард! Что вы делаете в таком опасном месте… вам надо срочно покинуть город!