И Алена добавила еще несколько выражений, при которых московский извозчик начала двадцатого века покраснел бы от стыда. И ежу было ясно – все кончено.
– Ва-а-а-а… клянусь Аллахом, не я сделал! Я не ваххабит! Не ваххабит я!
– Да, помню… – ответила Алена, в душе ставшая Зейнаб.
Ага, хватит курить. Взялись за бензопилы, один злобно посмотрел на дедка. Ага… куда сигарету, придурок. Сгоришь ведь, не доставишь мне удовольствия…
– Вы чего? – с плачем, глотая сопли, говорит мент. – Я ничего не сделал. Вы что, охренели?
Знаете… если вы думаете, что я такой… стойкий оловянный солдатик на государственной службе, готовый на все ради своей страны – вы в очередной раз ошиблись, и сильно. Такие люди служат в спецназе. Прикрываясь щитом, они входят в адрес, каждый раз рискуя напороться на шахида и окончить свои дни в короткой и яростной огненной вспышке. Я уважаю этих людей, наверное, они те, кем я в жизни стать не смог. Но я другой – я не такой, как они.