– Почему с насекомыми? Все эти пауки, червяки… Это такая гадость, насекомые! Меня в прошлом году по пути в твое имение покусали клопы на постоялом дворе…
– А вы не боитесь, что когда-нибудь ваши заводы по уничтожению людей станут самым страшным символом революционной эпохи и лягут несмываемым позором на человечество? – осведомился кривоногий Вронский. Он внезапно почувствовал внутри своего тела – там, где располагался аппарат для переваривания, – некий дискомфорт в виде ощущения распирания и понял, что скопившиеся в кишечнике газы от разлагающейся пищи готовятся вырваться наружу. Усилием воли самец сжал сфинктер и удержал газы внутри, чтобы не оконфузиться.
– Нет-нет! Меня уже ждет муж. – Анна быстро шагнула в тамбур. – Прощайте.
– Форменные мерзавцы!.. А вы представляете, что они начнут творить, ежели дать им волю? Прав был Пушкин – не дай бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный… Вы, кстати, знаете, ваше величество, что у Пушкина, как у всех эфиопов, было немалых размеров мужское достоинство?
Однако дальнейшее состояние приятной возбужденности, вызванное как наличием завлекательной беседы, так и присутствием молодых здоровых самцов, было резко обломано появлением старого самца Анны. Каренин возник откуда-то сбоку и вежливо искривив присоску, сообщил своей самке, что им пора отправляться в свое жилище и что большая деревянная коробка, запряженная парой травоядных млекопитающих уже ждет их у выходного отверстия.
– А ведь не придут они за справедливостью! – воскликнул самец-доктор, которого вдруг озарило. – Сейчас-то люди надеются, что на том свете им достанется справедливости, которой на этом недостало. Вот и терпят. А в церковь ходят пополнять запас терпения и для утешения. А если ждать будет нечего и надеяться не на что… Уж коли родился нищим крестьянином, таким и будешь целую вечность без всяких перспектив. И церковь тут ничем не поможет.