– Мне кажется, вы прихрамываете? – спросила эмпатичная Анна подошедшего Вронского.
– Теперь представим себе, что человек не сочувствует революции, но говорит, что сочувствует, а все его действия направлены против революции. Имеет ли какое-то значение его несочувствие? И имеют ли какое-то значение его слова о сочувствии?
У Анны, как и у других высокоорганизованных млекопитающих любовь вовсе не сводилась только к копуляции. Она была представлена в эмоциональной сфере, то есть в той сфере, на которую биохимия организма проецировалась чудесными красками ощущений, самым широчайшим спектром чувств – нежности, ласки, шаловливого восторга… Бурлящие в крови гормоны, словно проекторы, высвечивали в идеальном мире образов удивительные картины, которые Анна принимала за чистую монету, полагая, что ощущаемое ею и есть сама реальность.
– Нет-нет, я не о примерах, дорогая Анна Аркадьевна. Меня интересует, что есть само понятие святого и для каких целей оно вам надобно?
– Естественно. Одни архитекторы строили. И с масштабностью ясно: провинция не может быть масштабнее столицы.
Любовь не мешала Анне раз в день исправно опорожнять кишечник. И даже напротив, помогала! Ее организм стал работать гораздо лучше, повеселел, нормализовал процесс экструзии энтропии и подстегнул метаболизм. Однако опасность подстерегла ее с другой стороны.