— Здравствуй, Смеяна. Ты уж прости, что как тать к тебе пробрался, но с красного крыльца меня никто не впустил бы.
— А как его еще величать-то? — ничуть не смутился старый вояка. — Ты бы видел, как он тут бился, — чистый зверюга. Я сколько служу, и в боях бывал не раз, а такого ни разу еще не видел. Все уж отошли из рва, а энтот посреди ворога орудует так, что те к нему и приблизиться боятся. В одиночку на десяток кидался, словно ему и черт не брат. Совсем осатанел.
— И тебе скорейшего выздоровления, Добролюб. Не стой, ведаю, что хворый, присядь. Присядь, говорю. Разговор долгий и серьезный, так что силы тебе понадобятся.
— Насколько мне помнится, у него есть и иные сыновья, так что найдется кому заняться делами семейными.
— Складно, — все так же серьезно глядя в его глаза, произнесла она.
Люди вооружены нарезными карабинами и имеют опыт их использования с расстояния шестьсот шагов. Так что мало гульдам точно не показалось бы. А когда враги расположились бы лагерем напротив Обережной, он планировал и дальше портить им кровь, для чего собирался привлечь второй десяток людей и остальные средства, остававшиеся в тайном стане, где сейчас находились все обитатели постоялого двора. С самим-то подворьем он уже заранее простился. Но это ерунда, главное — его люди.