— Это правильное решение, — удовлетворенно кивнул Виктор, пропуская мастера вперед, при этом и не думая его развязывать, — мало ли какие сюрпризы имеются в этом доме. Развяжет в мастерской, и там они будут за ним присматривать в несколько пар глаз. Береженого Бог бережет, а не береженого конвой стережет.
За семью он посчитался. Посчитался так, что гульды сильно пожалели о том, что не добили его, когда он лежал посреди полыхающего постоялого двора. На его совести теперь — тысячи жизней ненавистного племени. Виктор не гнушался ничем — он травил, взрывал, жег, стрелял, резал, ни на минуту не задумываясь, прав он или нет. Под его горячую руку, направляемую холодным рассудком, попадали и взрослые, и старики, и дети, но он даже и на секунду не посчитал себя неправым. Что посеешь, то и пожнешь. Буквально омывшись в крови врагов, он все же нашел и непосредственных виновников гибели своих близких. Нашел и покарал. Когда это случилось, тиски, постоянно сжимавшие его грудь, слегка поослабли, а ненависть немного притупилась, вот только не сказать, что окончательно исчезла. Сегодня гульды снова пришли с войной на землю Брячиславии, снова готовы насиловать, убивать, грабить и жечь. Что ж, никто вас сюда не звал.
— Смеяна, что ты тут? — донесся голос мамки. Странно, боярышня и не услышала, как отворилась дверь, а ведь та слегка скрипит.
— Нет. Отправляясь в подобное плавание, люди уже принимают для себя решение и о возможных опасностях знают, а если это и откровение для них, зачастую мосты уже сожжены и иного пути для них нет.
— Кабы иначе было, Кот, я бы нипочем на такое не согласился. И воевода мне тут не указ. Ладно, хватит об этом. Теперь слушайте меня внимательно, действовать будем раздельно, поэтому уясняйте задачу. Как подойдут на шестьсот шагов, начинайте бить пулями по строю. Много не настреляете, но сколько сможете — все на пользу. На трехстах шагах начинайте метать гранаты и, пока не метнете последнюю, не останавливайтесь.
— Нет, не получается, — твердо возразил Градимир. — В том уверен и сам Боян, хотя и съедает его ревность, как ржа добрый клинок, и я за это голову на плаху положу. Но вот сказать, что зять не прав, я не могу.