Он всплеснул руками, словно хотел уплыть на закат. Затем его руки резко вывернулись под неестественным углом и обвисли, как лапы богомола. Я возблагодарил небо, что не могу разглядеть его лицо и расслышать хруст ломаемых костей.
—Не знаю. Может, те, о которых трендел свихнутый часовщик. Что-то там про след и охоту. — «И про крылья», — мог бы я добавить. — Я не думаю, что он имел в виду наших эльфов. Пошли быстрей, у меня скверные предчувствия. В этом городе заваривается какая-то каша.
Хлопнуло еще одно окно на третьем этаже. В полутьме обрисовался крючковатый подбородок. Митризен! Вот как, даже он покинул свое логово, чтобы...
Мне налили полную чашку. Хорошо, что кахавы на столе не было.
В конюшне раздалось приглушенное ржание, собаки заскулили — ночной визитер сбил с них бойцовский задор одним своим видом.
Как правило, гномские женщины — а уж тем более Жрицы Рассудка не слишком уважают пение мужчин, но Крессинда, видимо, имела на счет йодлей свое мнение. Глотка у нее была — мое почтение. Квакни-как-там-его, и без того уже лежавший ничком, перекатился на бок, закатив глаза под лоб. Бедняга.