На нас с Олником смотрели так, будто мы помешались. Один эльфийский принц, кажется, уже сообразил, к чему мы клоним.
Если Самофрел Ойкни уцелел в своей берлоге, он поймет (гномы всегда понимают, что дело серьезное, коли просьбу подкрепляешь ругательствами и угрозами), а против гномьего лома, который он сунет в шестерни механизма, никакое заклятие не сдюжит. Впрочем, если отдушины завалило обломками или, того паче, Самофрела пришибло камнями, — пой команде отходную, Фатик. «Глип-глап!»
—Скареди! — позвал я. — Отползите вниз и молитесь своему Атрею, святой Барбарилле и великой Друуне, молитесь так, чтобы небо заплакало!
Великая Торба, я все время забываю про татуировку с нагой девицей верхом на пивном бочонке. Ну молодость, молодость, было, было! Что уж тут. Тем более грудь у меня волосатая, и девицу не так уж и четко видно. Во всяком случае, самые пикантные места почти закрыты, да и не противоречит моя татуировка этическому кодексу Джарси.
—Изумительное утро, господа! — Он пододвинул книгу регистрации, раскрытую на середине, и любовно погладил шершавые листы. — Ох, я забыл, ваши росписи уже не нужны!
—А также на хорошего мужа с плеткой, — добавил гном шепотом.